Все для фронта. Чем государство пожертвует ради рекордных военных расходов

Правительство одобрило и опубликовало проект федерального бюджета на 2025–2027 годы. Главная новость, которая не прозвучала ни на заседании правительства, ни в российских СМИ, — увеличение военных расходов почти на четверть вопреки прежним планам правительства. Это констатация факта, что страна перешла на военные рельсы, и даже если война с Украиной закончится в ближайшее время, финансирование армии и раздувшегося ВПК останется приоритетом. Дирижисты в Кремле и правительстве рассчитывают, что военные расходы будут поднимать экономику, но этот подход опасен серьезными проблемами в будущем.

Этот материал был написан специально для рассылки The Bell «Итоги недели», которая вышла 27 сентября. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!

Что происходит

Все параметры бюджета 2025–2027 еще неизвестны, но основные выглядят сообразно перегретой российской экономике, которая должна вырасти на 3,9%. Доходы бюджета в 2025 году должны вырасти до 40 трлн рублей по сравнению с 35 трлн в 2024-м, расходы — с 37,2 до 41,5 трлн. Дефицит правительство рассчитывает все три года удерживать на уровне ниже 1% ВВП. В этом году такой план тоже был — первоначально дефицит планировался на уровне 0,9% ВВП, но к лету план вырос до 1,1%, а теперь, по данным Bloomberg, планируется на уровне 1,7%. Впрочем, это все еще очень немного для воюющей страны.

Главная цифра в проекте бюджета — увеличение расходов по статье «Национальная оборона» до 13,2 трлн рублей (6,2% ВВП), о котором мы знаем благодаря агентству Bloomberg (обновлено: после публикации материалов к бюджету цифра оказалась даже больше). Это очередной рекорд — в бюджете на 2024 год было заложено 10,4 трлн (6% ВВП), и это уже был исторический максимум постсоветской России.

✕

Но в 2024 году правительство по крайней мере формально исходило из того, что 6% ВВП оборонных расходов — это разовая аномалия: уже с 2025 года военные траты должны были резко снизиться — сразу до 8,5 трлн рублей. Теперь таких иллюзий на будущие годы нет. Проект бюджета, правда, снова предполагает, что военные расходы через два года начнут снижаться, но незначительно — до 12,8 трлн рублей (5,6% ВВП) в 2026 году и до 5,1% ВВП в 2027-м. Как бы то ни было, в абсолютных цифрах военные расходы бюджета будут выше нынешних все следующие три года.

При этом плановые цифры на 2026–2027 годы не должны вводить в заблуждение: как и в прошлом году, они отражают не реальные планы Кремля, а скорее желание Минфина «жить по средствам». Оно может, как это и случилось с нынешним бюджетом, разбиться о желание Путина наращивать расходы на войну с Украиной.

С учетом соседней статьи «Национальная безопасность» расходы российского правительства на войну и силовиков превысят траты на образование, здравоохранение, социальную политику и национальную экономику, вместе взятые. Все эти статьи в номинальных величинах сохраняются или растут незначительно — а это означает их снижение в реальном выражении. Из данных Bloomberg следует, что расходы на социальную политику будут снижаться. Вероятно, дело в том, что 2024-й был годом президентских выборов. «Скорее всего, в выборный год были какие-то разовые выплаты, которых теперь не будет», — пояснил The Bell федеральный чиновник.

✕

Такая структура расходов соответствует озвученным Владимиром Путиным приоритетам: укрепление обороноспособности страны и интеграция аннексированных территорий Украины.

Без лишней рекламы

В правительстве явно не хотят широко рекламировать рост военных расходов — об этом говорит странная драматургия заседания, на котором представляли одобренный бюджет. И премьер Михаил Мишустин, и министр финансов Антон Силуанов выборочно называли параметры бюджета, фокусируясь на абсолютных цифрах за трехлетний, а иногда и вовсе за шестилетний период. Тема военных расходов, которые составляют 32% расходов бюджета, а с учетом соседней статьи «Национальная безопасность» — 41%, вообще не затрагивалась.

Ни слова о росте военных расходов не было и в выпущенных по итогам заседания новостях ведущих российских экономических СМИ (1, 2, 3). Похожая ситуация была и в прошлом году: точно так же Bloomberg первым нашел бюджетные цифры, а власти запрещали российским СМИ их публиковать — «Коммерсанту» даже пришлось снимать уже вышедшую на сайте издания новость.

Почему военные расходы бюджета не рекламируют, понятно. Россияне устали от войны, свидетельствуют данные свежего сентябрьского опроса независимой социологической группы «Хроники». Более 82% опрошенных хотели бы окончания так называемой «специальной военной операции». Такой же процент людей хотел бы, чтобы власти сфокусировались на решении социально-экономических проблем. 63% россиян хотели бы, чтобы мирный договор с Украиной со взаимными уступками был заключен в ближайший год.

Почему растут военные расходы?

Продолжающаяся война требует все больше ресурсов: военным нужно пополнение личного состава и запасов оружия; гражданским предприятиям и объектам — системы ПВО и радиоэлектронной борьбы РЭБ для защиты от беспилотников. В предыдущие два года Кремль справлялся за счет частичной мобилизации, ремонта имеющейся техники и привлечения добровольцев высокими выплатами. Россия увеличила производственные мощности на существующих оборонных заводах для удовлетворения потребностей войны в Украине, указывает ведущий американский эксперт по российским вооружениям Дара Массико. Однако, за исключением производства беспилотников, эти усилия достигли предела к началу 2024 года.

Расходы на производство и закупку военной техники составляют примерно половину трат на оборону. Пока Кремль был сфокусирован на увеличении производства на текущих предприятиях, новые мощности лишь точечно (1, 2) вводились в строй. Для выхода на новый уровень отрасли потребуются инвестиции, и кроме как из бюджета получить средства неоткуда. То же самое касается и человеческих ресурсов. Чтобы выполнять план по набору, регионы кратно нарастили выплаты контрактникам, а Путин увеличил размер федеральной выплаты. Кремль пока старается избегать очередной мобилизации по политическим причинам: это крайне непопулярный в обществе шаг.

Пока что расчет властей основан на том, что ВПК будет одним из главных драйверов внутреннего спроса в экономике и через привлечение заказов от смежных предприятий будет способствовать росту и других отраслей. Сторонники этой идеи во властных слоях — замглавы администрации президента Максим Орешкин, помощник Владимира Путина Алексей Дюмин, вице-премьер Денис Мантуров и министр обороны Андрей Белоусов, поясняет The Bell федеральный чиновник. «Силуанову, который за сбалансированный бюджет, и Набиуллиной, которая против инфляции, такое лобби трудно преодолеть», — говорит он.

✕

Чтобы ВПК был и оставался драйвером роста, требуется спрос на его продукцию. Продолжающаяся война с Украиной — один из факторов такого спроса. Но внутренний спрос на продукцию ОПК конечен, а перспективы внешнего спроса с учетом расширяющихся санкций туманны. Следовательно, по исчерпании внутреннего спроса экономику будет ждать очередной шок и структурная перестройка.

Откуда деньги

Со средствами на военные расходы у правительства пока нет проблем, оценивали мы в одной из недавних рассылок. Повышение налогов и мобилизация бюджетных доходов будут приносить в казну дополнительно примерно 3 трлн рублей в год, подсчитывал Банк России. Рост перегретой экономики может дать еще около 2 трлн рублей через рост налоговых поступлений — прежде всего НДС. А если военный потенциал — приоритет, то подождать могут другие траты, например, инфраструктурные стройки, обещанные Владимиром Путиным в Послании Федеральному собранию. За срыв этих поручений еще никого из чиновников не увольняли.

Действительно, представляя бюджет, Мишустин отдельно отметил рост ненефтегазовых поступлений на 73%. Одновременно свежий бюджетный проект предполагает снижение нефтегазовых доходов. В 2025 году они ожидаются в размере 10,94 трлн рублей — на 0,37 трлн меньше, чем запланировано по итогам 2024 года. К 2027 году упадут до 9,77 трлн рублей. Причины — стагнация глобальных цен нефти, природного газа и снижение налоговой нагрузки на отрасль, указывает главный экономист Bloomberg Economics Александр Исаков.

После начала войны России удалось перенаправить потоки нефти из Европы в Азию, но, несмотря на это, нефтегазовый экспорт не растет и даже снижается. В случае шока нефтяных цен казне придется несладко. Успешно балансировать текущий счет через девальвацию обменного курса при текущих санкциях и ограничения со стороны импорта вряд ли получится.

Что мне с этого?

Рост военных расходов означает консервацию как минимум еще на год текущей экономической модели — накачки спроса через бюджетный и спровоцированный им кредитный импульсы. Следовательно, охлаждение экономики займет больше времени, чем правительство и Банк России ожидали ранее. Структурные ограничения экономики — нехватка рабочей силы и санкции — сохраняются. Различные льготные программы, государственные заказы, бюджетные выплаты оказывают поддержку потребительской и инвестиционной активности. А так как возможности предложения ограничены из-за недостатка людей и производственных мощностей, часть спроса уходит в цены. Это значит, что для снижения инфляции ЦБ, вероятно, повысит ставку с 19% до 20% на ближайшем заседании и будет вынужден сохранять ее двузначной в течение длительного времени.

Как постатейно сложатся расходы бюджета, станет понятно уже в ближайшее время — документ должен быть внесен в Госдуму до 30 сентября. Однако из текущей структуры понятно, что главные проигравшие — бюджетники. Их реальные зарплаты, которые не могут расти теми же темпами, что в оборонном и коммерческом секторах, будет точить инфляция. Затраты на строительство и ремонт инфраструктуры, например дорог, будут снижаться. В среднесрочной перспективе накопленные дисбалансы сделают экономику крайне хрупкой, и «прорыв», который может спровоцировать кризис (техногенная или природная катастрофа; авария на инфраструктуре; резкое снижение выпуска в какой-то отрасли из-за нехватки компонентов; банкротство крупного предприятия, которое повлечет за собой цепь событий), может произойти в любой момент.

Авторы статьи — научный сотрудник Берлинского центра Карнеги Александра Прокопенко и приглашенный научный сотрудник Центра анализа европейской политики (CEPA) Александр Коляндр.